Звезды, которых собрал в этом году фестиваль, - самой крупной мировой величины: Денис Мацуев, Борис Березовский, Михаил Плетнев, оркестр «Берлин-Вена» из солистов Венского и Берлинского филармонических оркестров, дирижер Владимир Федосеев, Вадим Холоденко, Владимир Овчинников.
По моему мнению, особенно хорошо выступил Борис Березовский с концертом N4 Рахманинова. В его игре не было такого драйва, как у Дениса Мацуева, такой виртуозной техники, но был особый задушевный лирический звук, очень нежный.
 |
В его звуках слышались шелест русской осени и печальное прощальное рахманиновское настроение всего навеки ушедшего. На выставке фотографий в фойе БКЗ им. Сайдашева можно было увидеть Рахманинова на даче, перед революцией, за рулем автомобиля (Рахманинов любил быструю езду со скоростью 60 - 70 км в час). У Дениса Мацуева словно ревущий «водопад» звуков, он полон молодости, он собирается жить вечно, кстати, тоже любит быструю езду на мощном мотоцикле. Говорят, что при быстрой езде на автомобиле срывается астральное тело человека, и он как бы уходит в иные миры, это такая мистическая техника, как у Костанеды. Поэтому многие творчески одаренные люди любят быструю езду, так как при этом получают мистические откровения. Но этим нельзя злоупотреблять, потому что человек при отрыве астрального барьера становится беззащитен перед миром духов. Классическая музыка в принципе близка к мистическому переживанию, она вводит в транс, и многие исполнители и композиторы по сути своей жрецы и шаманы. Конечно, если это глубокая музыка, а не попса.
Михаил Плетнев – выдающийся пианист, но уже лет десять не играет. Его выступление за роялем считается мировой сенсацией. Встретил в зале несколько москвичей, специально прилетевших в Казань послушать Плетнева в качестве пианиста. У Плетнева свой, «плетневский» звук. Это не светлая аполлоновская печаль, как у Березовского, или стихийный ураган дионисийского демиурга Мацуева. Обаяние Плетнева строится на негромком, но ювелирном гармоническом «одиноком» звуке, где ничего лишнего, это свой мир, свое суверенное «плетневское государство», он словно выключен из этого мира в индивидуальное музыкальное пространство, временами странное и парадоксальное. Я бы сравнил его с художником Шемякиным, потому что Плетнев словно передает своей музыкой «Сон смешного человека», героев Достоевского, достигших рая, но почему-то задыхающихся в нем. Для Плетнева, кажется, главное - внутренняя свобода, он словно хочет жить за стеклянной стеной, не смешиваясь с остальным миром. Плетнев именно самодостаточен, внешний мир его словно не интересует. Конечно, перерыв в игре сразу чувствовался. Кажется, Плетнев и перестал играть, как герой Достоевского, достигнув высот, и ему стало скучно.
Свой мир у Вадима Холоденко, которого иногда называют новым «психотропным оружием», настолько он взрывает мозг своей свежестью и непохожестью. У Холоденко большой потенциал, но он еще в поиске, еще не устоялся, хотя звук у него очень ясный, выразительный и, странно, более холодный, сильный, словно оправдывающий фамилию. А вот звук седого мастера, народного артиста СССР Владимира Овчинникова уже выбивался из этой команды. Это был безукоризненно отточенный академический «советский» звук, не бередящий душу. На «Белой сирени» мы словно услышали смену эпох и стилей классической музыки России за последние 40 лет. Овчинников принципиально против эксперимента, в нем чувствуются усталость и обращение, нежность к прошлому, можно даже сказать, что это исполнение словно играет роль машины времени. Рахманинов, как известно, был настроен антисоветски, но любил Россию, был признан в мире величайшим пианистом. Интересно, как бы он отнесся к «советскому » звуку Овчинникова? Считается, что Рахманинов - «самый русский композитор» в мире.
Сильнейшее впечатление произвела работа дирижера Владимира Федосеева, особенно «Картинки с выставки» Мусоргского. Очень тонкое и в то же время народно-озорное прочтение, пожалуй, это лучшее исполнение шедевра Мусоргского и, наверное, лучшее в мире. Владимир Федосеев - баянист по специальности, руководил ранее оркестром народных инструментов, ныне главный дирижер Миланского симфонического оркестра имени Джузеппе Верди. Быть признанным в Италии – этим сказано все. И звук у оркестра был иным, более народным, более русским.
Сладковский сыграл «Симфонические танцы» Рахманинова, его последнее произведение, которое сравнивают с «Мастером и Маргаритой» Булгакова. Но такое впечатление, что он оказался «впереди» публики. И великолепно прозвучала симфония N5 Чайковского в исполнении Сладковского. Мне не очень нравится Чайковский, иногда он слишком мелодраматичен, слишком женствен. Но Сладковский придал его симфонии мужскую жесткость и сделал звук агрессивно-«упругим». И симфония заблистала новой мощью, глубиной, иногда даже приближаясь к вагнеровским работам. Сладковский в нарушение фамилии сделал симфонию Чайковского более глубоко трагичной, более «горькой». Сладковский каким-то шестым чувством играет Вагнера, и очень хорошо удался ему цикл симфоний Бетховена. Он чем-то неуловимо похож на Бетховена, какой-то своей резкостью и несгибаемостью. Я считаю, что на сегодня в России он играет Бетховена лучше всех в силу особенностей своего характера, в силу желания разрушить «клетку» данного мира. Ему нужно записать свой бетховенский цикл на диски. Для того чтобы сделать следующий шаг, наверное, ему следует быть более мистичным в стиле Березовского, более «прозрачным». Пока он бунтует всеми своими молодыми силами.
Эта «Белая сирень» стала концептуальным прорывом, она словно символизировала конец подготовительного этапа перед космическим прыжком нашего Государственного симфонического оркестра РТ в мировое пространство. Оркестр окреп. Возможно, Сладковский, как «музыкальный Наполеон», хочет превратить Казань в музыкальную Вену XXI века?
Рашит АХМЕТОВ
|
