Музыка взяла верх

- Вы родились в семье музыкантов. Была ли у Вас возможность иного пути, кроме как связать свою жизнь с музыкой?

- Да, с 10 лет, 1976 по 1983 годы учился в военно-музыкальной школе. Ходили строем, жили в казарме, носили суворовскую форму, открывали парады. Нас водили в московские концертные залы, мы слушали выдающихся дирижеров, музыкантов. При приеме в это учебное заведение конкурс был бешеный. В то же время сами понимаете, юношу в период с 10 до 17 лет увлекает многое, разные профессии, специальности. Я практически не рассказывал об этом раньше в интервью – у меня была идея стать переводчиком, заниматься дипломатической работой. Из нашей школы много ребят шло в МГИМО, становились дипломатами. Многие поступали в Военный Краснознаменный институт Минобороны СССР – это тоже была очень серьезная организация, где ребята обучались иностранным языкам и после делали большую карьеру.

Было и еще одно направление, о котором в юные годы я очень мечтал – медицина. Даже подумывал брать частные уроки по химии и физике - в нашей школе акцента на эти предметы, конечно же, не делалось. С 15 до 17 лет мечтал стать хирургом. Родственники-медики  показывали мне эту профессию «изнутри» – брали с собой в больницу, в операционную. В школе одно время у меня и прозвище было – Хирург, потому что все знали о моем пристрастии.

Однако именно музыка взяла верх. Без хирургии я жить могу, а без нее не смог. В памяти сохранилось очень личное, интимное воспоминание, как буквально тряслись руки от желания скорей запереться в классе и позаниматься за роялем. Провести свои свободные часы с великой музыкой – прикоснуться к ее гармониям, вибрациям - для меня это было высшим наслаждением. Таким образом, в 17 лет я отказался от мыслей об инязе и дипломатической службе, от мечты о хирургии, сделав выбор в пользу музыкального искусства. Хотя потом, через много лет, я выучил немецкий язык, вынужденно работал переводчиком, когда в 90-х нечего было есть. Признаться, пару раз случались ситуации, когда я думал, что перестану заниматься музыкой – но Бог отвел…

- Были ли в вашей жизни люди, общение с которыми стало для вас знаковым, судьбоносным?

- Конечно. Во-первых, моя мама. Первые детские впечатления – музицирующие родители. Затем, конечно, это моя учительница в школе: Валентина Васильевна Волкова. Она до сих пор преподает в школе, в которой я учился. Валентина Васильевна – выпускница Московской консерватории, и с точки зрения моего музыкального образования и отношения к профессии она оказала на меня поистине фантастическое влияние. Дирижером я стал, потому что в 13 лет увидел в Москве Юрия Хатуевича Темирканова. Тогда я сказал себе, что хочу стать как он. Потом в моей жизни была военная служба, она продолжалась в общей сложности восемнадцать лет – с десяти до двадцати восьми моих лет. В те давние годы Валерий Михайлович Халилов - ныне главный дирижер российской армии, а в то время просто офицер военно-оркестровой службы - предсказал мне большое будущее. Мы по сей день очень дружим, созваниваемся, встречаемся.

Очередным важным периодом в моей жизни стала ленинградская консерватория. Темирканова я уже видел не из зала как зритель, а посещал его репетиции как студент. Безусловно, он оказал на меня огромное воздействие. Повлиял на меня и пример Гергиева – человека, построившего музыкальную империю. Ну и, конечно же, огромным было влияние профессора Владислава Александровича Чернушенко. Это выдающийся хормейстер и дирижер, ученик великого Ильи Александровича Мусина. На следующем этапе жизни «знаковым» человеком для меня стал Юрий Башмет, вместе с которым я шлифовал то, чему так долго учился.

- А в каком возрасте вы впервые взяли в руки дирижерскую палочку? Помните ли те первые ощущения?

- Это было лет в 16. Честно скажу, мне очень понравилось, и уже тогда я хотел стать дирижером. А палочку я взял в руки, потому что у нас в училище был дирижерский курс, мы ходили с палочками, с партитурами, и под рояль мы как будто бы дирижировали оркестром - так учились мануальной дирижерской технике.

 Меня вдохновляет всё!

- О вас складывается впечатление как о человеке, полностью поглощенном музыкой. Остается ли в жизни время на что-то помимо нее? 

- Музыка – это когда в голове постоянно звучит сочинение, над которым ты сейчас работаешь. Это как текст у актера или образы у режиссера. Когда я не на сцене, у меня в голове постоянно идет эта музыкальная информация, подобно калейдоскопу – одна партитура сменяется другой. Своего рода такой непрерывный диалог с самим собой. Все остальное – аналитика, фантазии, придумки, фестивали – происходит параллельно. Даже если я занимаюсь спортом, музыка все время со мной. Это очень кайфово, по-другому я себе этого даже не представляю. 

Но помимо музыки меня, как любого нормального человека, конечно же, увлекает масса разных вещей. Я читаю, и не только партитуры. Мы с женой с удовольствием ходим в кино. Посмотреть фильм в хорошем качестве – прекрасный отдых. Изредка посещаю драматический театр, но больше все же люблю оперу: сочетание музыки, смыслов и текстов намного сильнее воздействует на меня, чем просто драматическое движение, пусть и хорошо драматургически оформленное. Люблю заниматься спортом, но еще больше - гулять, смотреть, фотографировать. Стараюсь фиксировать то прекрасное, наблюдателем которого я стал – у меня уже собралась большая коллекция моих снимков красивых пейзажей, цветов, радуг. 

Обожаю водить машину, люблю экстремальное вождение – на джипе, по пересеченной местности. Быстро ехать по хорошей дороге – тоже для меня большое удовольствие. Сейчас это уже случается реже, но ощущения те я помню. Мне доставляет удовольствие общение с друзьями. Жизнь прекрасна, и музыка – лишь самая главная ее часть. 

- Как в своей работе вам удается гармонично сочетать служение высокому искусству с решением каких-то бытовых, финансовых вопросов?

- Я не финансист, не экономист, я человек, который для реализации творческих задумок вынужден приглашать, нанимать, добывать. Это неизбежно. Если у меня есть какая-либо  сверхзадача, ее решит мой офис. Ведь неслучайно у меня столько помощников. Очень поддерживает жена, это человек, который был моим личным директором до того, как мы приехали в Казань. Она экономист, и в этом плане большой профессионал. И вся команда, которая работает сейчас на оркестр и на его успех - высококлассные специалисты, которых мы в течение пяти лет набирали методом проб и ошибок, увольнений и новых назначений. У нас нет ни одного лишнего звена - каждый точно знает свою функцию и готов подставить плечо другому. Благодаря такой мобильности и разумному устройству моего коллектива мне даже не приходится задумываться над тем, как сочетать решение сугубо музыкальных и каких-то прагматичных задач.

- Где вы черпаете вдохновение? 

- Оно меня и не покидает. Просыпаюсь утром с этим чувством. Считаю счастьем уже сам факт, что дожил до момента отхода ко сну. Когда засыпаю, благодарю высшие силы, Всевышнего за то, что день прошел удачно и просыпаюсь с благодарностью. Рассуждаю так: раз ты проснулся, значит, нужен. А раз так - вперед! Пробежка, душ, кофе, и за работу, пока не упадешь. А как иначе! А вдохновляет меня всё увиденное: цветы, радуга, успехи друзей, красивые женщины, сильные, умные мужчины. Жизнь сама по себе настолько прекрасна, что даже не верится, что все это происходит с тобой. Если же вернуться к вопросам работы, могу сказать, что начать свой «первый срок» в должности руководителя оркестра одновременно с первым сроком президентства Рустама Нургалиевича Минниханова – тоже своего рода счастье. Ведь сколько перемен за эти 5 лет произошло – с республикой, с оркестром. Нахождение в центре таких событий тоже очень воодушевляет!

 Фанатики в хорошем смысле слова

- Что из событий нынешней осени для Вас и для музыкантов наиболее волнительно и ответственно?

- С тех пор, как я стал худруком оркестра, для меня волнительно все, что происходит с момента пробуждения и до момента отхода ко сну. Жизнь моя целиком и полностью зависит от того, что происходит в моей семье. Под ней я подразумеваю наш оркестр. Как и в большой семье, здесь всегда огромное количество забот, хлопот, есть какие-то сложности, недопонимания, есть любовь и нелюбовь. Вся моя жизнь подчинена работе этого мощного, большого организма. И я не ставлю для себя задачи выделить что-то из событий или кого-то в коллективе. Чем более мы едины, тем выше мотивированы и успешнее развиваемся. Глобальный смысл - в развитии, причем, конца и края этому движению быть не должно. Это не просто рутинное выполнение своих обязанностей – это служение.  Каждый концерт – событие и огромная ответственность: как для меня, так и для каждого нашего музыканта. 

Говорят, что я ужасно суровый, страшный диктатор. Возможно, но смысл диктата не в том, чтобы обижать, унижать или наказывать, а в том, чтобы звучало то, что написано в партитуре, причем так, как оно должно звучать. Чтобы создать людям максимально комфортные условия для их работы. Считаю, что для музыкантов должны быть созданы все условия, позволяющие им всецело отдаваться музыке.

- Налагает ли дополнительную ответственность работа с известными личностями? Например, в нынешнем 50-м сезоне это Леонидас Кавакос, Юрий Башмет, Чулпан Хаматова…

- Несомненно, ведь их уровню надо соответствовать! Притом, что очень многие из приглашаемых нами известных людей – мои старые добрые друзья. Всегда очень переживаю, когда аккомпанирую Мацуеву, Луганскому, Березовскому или Башмету. Казалось бы, что тут волноваться? Сколько мы уже играли вместе! А все равно каждый раз я переживаю – потому что тут твоя задача не просто выступить самому, но и очень бережно аккомпанировать солисту, к которому приковано основное внимание публики. Аккомпанировать – особое искусство, все равно, что найти особый ключик от потайного шкафа. 

- Когда солисты дают вам какие-то советы, рекомендации, берете ли вы эту информацию на вооружение?

- Скажу больше: в этом-то и заключается способность к обучению. Причем личность солиста оказывает влияние не только на меня, но и на весь оркестр. Приведу пример. В июне к нам приезжал гениальный музыкант Михаил Плетнев. То, как он касается клавиш, какие звуки извлекает из рояля, абсолютно уникально! Он мало с кем играет, и было огромным счастьем, что он выступал с нами. Так вот та необыкновенная манера игры, которой владеет маэстро, тут же передалась от него в оркестр как некая аура, ток. Под этим влиянием оркестр перестраивался, менял цвета звучания, появлялись оттенки, полутона. Каждый великий музыкант, певец, который приезжал и приедет к нам, оставляет определенный отпечаток. И чем больше мы принимаем таких гостей, тем более ярко это сказывается на звучании оркестра в целом. 

 Все зависит от того, с кем ты дружишь…

- Как рождаются идеи - кого приглашать, с кем сотрудничать?

- На пятый год работы с Государственным симфоническим оркестром Татарстана могу открыть завесу этой «тайны». Все это придумываю я со своей женой, сидя после работы на кухне, гуляя по роскошной казанской набережной или по Черному озеру. Мы очень любим эти места. Это первый этап работы - так составляется план сезона. Второе – все зависит от того, с кем ты дружишь. Известные исполнители не просто так к нам приезжают – пять лет назад многие из них не были в Казани ни разу. Музыкальный мир невероятно маленький и тесный, все друг друга знают. И практически все фестивали в мире тоже складываются по принципу «скажи мне, кто твой друг». К примеру, с Денисом Мацуевым мы дружим уже очень много лет, и у нас уже такой огромный репертуар, что даже не умещается в сезоне. Удается сыграть всего пару концертов.

Мы сделали в Казани свой фестиваль, на который приезжает Мацуев. Он несколько лет подряд приглашает наш оркестр на свои фестивали по России, на свои абонементы в московские концерты. Вообще, сотрудничество в музыкальном мире вещь очень субъективная. Политика, которую оркестр проводит, и репертуарная, и артистическая, и фестивальная – это все, скажу без ложной скромности, мои идеи. И я сейчас имею возможность их абсолютно спокойно реализовывать. Самое главное, что результат есть и он очевиден. 

Приехавший в этом году на открытие сезона скрипач-виртуоз Леонидас Кавакос мало с кем сотрудничает в России. Он играет только с Гергиевым, Тимеркановым, с «топовыми» оркестрами и дирижерами. И вот сейчас, благодаря рекомендациям выдающегося пианиста, нашего друга Коли Луганского, он приехал в Татарстан и открыл наш сезон. 

- Вы всегда говорите о большой поддержке, которую оказывает оркестру правительство нашей республики. А часто ли оно бывает на Ваших концертах?

- Достаточно того, что, когда президент едет в какие-то важные точки мира, мы в составе большого культурного десанта сопровождаем его, что является огромной честью для нас. Мы были в Турции, Туркмении, много ездим с ним по России. Про Москву я вообще молчу. Там, где мы показываем свое мастерство вместе с огромным количеством коллег – это такие мощные смотры наших республиканских сил. Так мы заявляем об оркестре на мировом уровне. И, конечно, без поддержки правительства, без понимания с полуслова с министром культуры и со всей командой Минкультуры РТ ничего этого бы не было. Не говоря уже о том, что Минниханов по сути лично участвовал и продолжает участвовать в жизни оркестра. Я могу только генерировать какие-то идеи – но для того чтобы все это реализовать, нужен колоссальный ресурс. 

Поэтому мне совершенно не важно, кто из правительства приходит на концерты. Наоборот было бы парадоксально, если бы они ходили на наши концерты, но мы бы при этом нищенствовали как когда-то. Нынешнее взаимодействие и взаимопонимание с властью меня более чем устраивает. Они понимают, что мы не просто исполняем музыку, но мы еще и политический инструмент, работающий на имидж республики.

 Оркестр халтуры не играет!

- А как у вас выстраиваются отношения с молодыми композиторами? Как Вы определяете, с кем из них сотрудничать, кого «вывести в свет»?

- Опять же дело вкуса. Кто-то задал мне вопрос об Эльмире Низамове, произведение которого звучало на открытии нашего 50-го юбилейного сезона, - почему именно он? Да потому что мне понравилась его партитура. Меня постоянно упрекают в том, что я не уделяю должного внимания татарской композиторской школе. Я считаю эти претензии абсолютно беспочвенными. Мы постоянно играем татарскую музыку – возвращаемся и к классикам, и к ныне живущим композиторам, участвуем во всех проектах Союза композиторов. Скажу больше, год назад я начал сезон с того, что пригласил несколько молодых композиторов (в числе которых оказался и Низамов) и попросил их - принесите мне то, что есть у вас для оркестра, а я решу, интересно это нам для исполнения или нет. Причем, в чем тут «фишка» - ты слышишь всю эту партитуру на сцене сразу в живом звучании. Вот композитор, вот оркестр, и вот оно действо. 

Партитуру Низамова я выделил для себя и решил, что мне она нравится. И всё – вот тот единственный критерий, почему я выбрал это произведение. Потому что если я буду играть неталантливую музыку, это сразу размагнитит тот накал, который создан и существует в оркестре. Я уже не говорю о том, что мы автономное учреждение культуры, у нас есть госзадание, согласно которому мы должны зарабатывать деньги, продавать концерты. Как же привлекать слушателей, если исполняешь плохую музыку? 

Что я имел пять лет назад? Сейчас об этом уже никто не вспоминает, а я напомню, что когда я сюда приехал, в зале на концерте с роскошной программой сидело 50, максимум 60 человек при вместимости зала в 700! Ситуацию удалось переломить только очень требовательным, профессиональным отношением к себе самому, своим музыкантам и к качеству исполняемой музыки. Сейчас у людей уже нет сомнений: все, что играет госкестр, - не халтура. Я готов идти на компромиссы, во всем помогать молодым и уже не очень молодым татарстанским композиторам – никто не даст мне соврать, что я уделял, уделяю и буду уделять внимание

развитию национальной композиторской школы. Но это лишь одна из составляющих широкого спектра наших обязанностей, целей и задач. Я хочу, чтобы все это прекрасно понимали. Самая главная наша задача – представительская. Оркестр говорит на языке музыки – на языке Бетховена, Брамса, Чайковского, Рахманинова. Этот язык понятен во всем мире – и это величина абсолютно интернациональная.

 Публика еще не скоро изменится к лучшему 

- Недавно на портале Бизнес-online вышел написанный Вами материал. В нем вы сказали, что мечтаете об осмысленном отношении к музыке со стороны публики…

- Мне бы, конечно, этого очень хотелось, но боюсь, это будет уже не при моей жизни.

- Вы думаете, это такой долгий процесс?

- Очень. После открытия сезона я до сих пор пребываю в некотором шоке. Не могу понять: если люди покупают билеты на хоровые балконы, чтобы видеть оркестр прямо сверху, в лицо – зачем тогда они приходят в зал после антракта с опозданием, когда музыка уже звучит, а уходят, когда концерт еще не закончился? Они отвлекают не только дирижера, оркестрантов, но и зал, который вынужден наблюдать такое поведение. 

Это признак ужасного бескультурья, и мне больно видеть такое по истечении пяти лет работы в Казани. Мы кропотливо трудимся от концерта к концерту, и надеемся на хоть какое-то понимание. Если люди приходят в зал, то у них должно хватить терпения досидеть до окончания концерта. Нарушение этого естественного правила ломает всю церемонию действа. Ведь концерт – это не просто звучание музыки. Это как в церкви или в мечети, где посреди церемонии нельзя заниматься какими-то своими делами. Но люди этого не понимают, что ужасно неприятно.

Мы также специально просим не аплодировать между частями исполняемого произведения. И уж, конечно, когда в паузах во время музыки звучат мобильные телефоны, идут какие-то движения – все это оставляет неприятный осадок. Поэтому с сожалением должен признать, что публика развивается очень медленно. И если оркестр за пять лет можно изменить к лучшему, то боюсь, что публику – нет.

- А концерты на КАМАЗе, у баскетбольной команды чем-то отличаются от прочих выступлений оркестра? К слову, чьей была инициатива проведения подобных концертов?

- Идея моя. Но тут нет ничего из ряда вон выходящего. Когда я был совсем молодым, знал, что Мравинский ездил выступать на ленинградский Кировский завод, организовывал так называемые шефские концерты, концерты в рабочий полдень. За много лет сложилась практика, когда высокое искусство обращалось к трудящимся, к людям, которые, возможно, в жизни не пришли бы сами в концертный зал. 

Я учился в те времена и помню все это прекрасно. Так что, наоборот, я был удивлен, что после Рахлина, который ездил на КАМАЗ, оркестр там никогда больше не был. Мы просто решили возродить эту традицию. И вообще такое хождение в народ – абсолютно нормальное явление. Это и своего рода реклама, маркетинг, напоминание о том, что мы есть. В университетах, в школах, в больницах – мы выступали везде, где можно играть. Идея концертов open-air – тоже в этом. Играть на холоде, когда пальцы замерзают своего рода подвиг. Мы это делаем, чтобы популяризировать высокое искусство, чтобы люди его услышали. Быть может, тогда, проникшись

этим искусством, они придут и в концертные залы. Мы играли в доке Зеленодольского судостроительного завода имени Горького – на пяти этажах стояли цепи рабочих. Был перерыв, и нас слушало огромное количество народа. Они настолько тепло принимали нас, что мы думали - от такого количества аплодисментов просто взлетим оттуда, прямо из этого дока! 

Так же было и на КАМАЗе, и в Энергоуниверситете. Я помню, был прекрасный концерт в УНИКСе – в зале присутствовало более 1 000 студентов. Не забыть и концерт, который мы давали в торговом центре Мега. Реакция у людей везде очень непосредственная и благодарная. Конечно, форматы везде совершенно разные. Одно дело – играть на заводе, когда люди в свой перерыв придут нас послушать и приободриться душой. Другое дело - когда человек сознательно приобретает билеты: он знает, зачем идет на концерт. Ведь сейчас можно найти в интернете информацию обо всех авторах и исполнителях. Я твердо убежден, что зрителю стоит готовиться к концерту – хотя бы в плане элементарной культуры поведения. И провожу тут параллели с другими сферами жизни: люди приходят на причастие, подготовившись к нему. Да даже к доктору человек идет, подготовившись к визиту! Прошу прощения, что уделяю этим вопросам такое внимание, но если не говорить об этом – не будет и подвижек к лучшему.

 Возьмем на абордаж Европу и весь мир – другого пути у нас нет

- На ваш взгляд, как оркестр вошел в свой 50-й сезон?

- На пике формы. Отпуска у нас практически не было, потому что в самом его начале мы по приглашению очень крупного фестиваля поехали в Латвию и играли на исторической сцене Dzintari concert hall в Юрмале. Потом, немного отдохнув, по приглашению Хиблы Герзмавы «скакнули» в Абхазию и выступили там. После, только успев вернуться из Абхазии, уже играли open-air в День республики. Потом открывали сезон. 

Хочу сказать, что оркестр сейчас находится в таком феноменальном состоянии, при котором тебе не надо даже говорить лишних слов. Все на год вперед знают свое расписание, репертуар, осознают возложенную на них высокую миссию. Сегодня оркестр доказал это в совершенно разных амплуа – достаточно вспомнить выступление в Большом театре, абонемент в Мариинском театре, три концерта в сезоне у самого Гергиева, после которых мы снова приглашены. Мацуев снова приглашает нас в Сочи - летом 2016 года. И это далеко не все наши планы. Мы вышли на такие объемы и востребованность, которые говорят сами за себя. Мне не надо что-то доказывать, просить обратить на нас внимание – мы уже есть на карте России, в лучших залах страны, нас показывают на каналах «Культура», Mezzo, Medici. Помимо того, что мы артисты лейбла Sony, сейчас ведем переговоры с еще одной очень крупной звукозаписывающей компанией.

Оркестр сейчас практически не имеет равных по мобильности. Не считая, конечно, оркестра Гергиева - он мой учитель, и я постарался перенять у него в этом плане все лучшее. Сегодня я горжусь своими музыкантами. Если привести сравнение с армией, то у нас сейчас мощнейшее боевое подразделение, которое может быть десантировано в любой точке мира. Когда мы играли в Абхазии, в зале была сорокоградусная жара, там нечем было дышать. Хибла ужасно переживала – это был драматический театр, совершенно не приспособленный для такого концерта. Всем было ужасно тяжело, но никто даже бровью не повел. 30 августа мы играли у Дворца земледельцев при сырой и холодной погоде в восемь градусов тепла. Никто не жаловался, а сыграли идеально, без единого фальшивого звука - будто на записи или в зале Мариинки. Это высшая степень отдачи – и я горжусь, что такой оркестр сегодня есть в Татарстане!

- Кстати, есть страны, где наш симфонический оркестр пока не побывал, но куда было бы интересно съездить, выступить, представить Татарстан?

- Конечно, таких стран много. Сложно сейчас говорить об этом конкретнее, но мы работаем в этом направлении. Оркестру, который не имел своего имени и репутации на западном рынке, за пять лет можно достичь многого, но не всего. Поэтому я рассчитываю на следующую пятилетку. 2016 год должен показать, ждет ли нас в будущем прорыв. И я думаю, он будет. Нам надо брать на абордаж Европу и весь мир, потому что другого пути у нас нет.

- А есть ли еще какие-то наметки, с кем из известных личностей хотелось бы поработать?

- Мы поработали уже практически со всеми. Есть еще около пяти выдающихся музыкантов, с кем было бы очень интересно сотрудничать – но нам надо еще немного подрасти, чтобы с ними сыграть. Считаю, что всему свое время. Но те музыканты, которые были у нас, настроены на продолжение сотрудничества. Любой артист, впервые приехавший в Казань, всегда немножко напряжен. Так получилось когда-то и с Хворостовским. Поначалу было очень тяжело, но потом он спел, мы саккомпанировали, публика очень тепло его приняла – и Дима был уже в таком хорошем настроении, что даже спел на бис а капелла, что вообще само по себе уникально. После этого отношения у нас перешли на совершенно другой уровень. Мы вместе выступили на площади в Перми в День Победы для 30 тысяч зрителей. После этого он пел у нас на Дне республики у Дворца земледельцев для 25 тысяч человек. 

- Каким Вы видите будущее оркестра? Есть ли какие-то далеко идущие планы?

- Их очень много. Например, в будущем году к юбилею Дмитрия Шостаковича планируется запуск совместного музыкального проекта Государственного симфонического оркестра РТ и фирмы «Мелодия» - запись всех симфоний и инструментальных концертов композитора. А если говорить в целом, то через пять лет вижу оркестр как серьезный, зрелый, очень уважаемый коллектив не только в России, но и в мире. Когда я пять лет назад начинал свою работу, вокруг было немало пессимистов, которые говорили – даже не пытайся, все равно ничего не получится. А я уверенно сказал тогда, что выведу татарстанский оркестр в первую десятку оркестров России. Заявил об этом в первом своем интервью в качестве главного дирижера на канале «Культура». У меня правило такое: что сказал, то и сделал. И в России мы заданную планку взяли. Если говорить о мировом уровне, то это нам еще предстоит. Это та самая сверхзадача – и я думаю, что нет ничего невозможного.

Беседовала Оксана БИРЮКОВА

Источник: http://tatarnews.ru/articles/8514