Под самой крышей Большого концертного зала имени Сайдашева в репетитории маэстро Сладковский и Государственный симфонический оркестр РТ наводят лоск на танец семи покрывал (вуалей) из оперы «Саломея» Штрауса. «Легче, невесомее. У вас получается не покрывало, а какой-то корсет», — взывает к музыкантам главный дирижер. Оркестр готовится к предстоящему в конце ноября в Казани фестивалю «Денис Мацуев у друзей». А вслед за ним в начале декабря оркестр отправится в европейское турне. Со 2 по 9 декабря музыканты Сладковского дадут шесть концертов в четырех странах: Германии, Швейцарии, Австрии и Словакии. Центральный концерт 6 декабря в «золотом зале» венского «Музикферайн» будет записывать главный европейский канал классической музыки Mezzo.
В интервью KazanFirst художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра РТ, народный артист России Александр Сладковский рассказывает, что дадут европейские гастроли, а также о дружбе с пианистом Денисом Мацуевым. Маэстро демонстрирует нам бокс из семи компакт-дисков «Малер в квадрате», вышедший совсем недавно. Фирма «Мелодия» сделала интересный ход, сопоставив, как интерпретирует произведения Густава Малера Сладковский и как эти же произведения звучали у Кирилла Кондрашина с оркестром Московской филармонии 50 лет назад. В преддверии европейского турне диск, уже отправленный в Вену, должен вызвать соответствующую реакцию в музыкальных кругах и познакомить публику с ГСО РТ, который, по признанию маэстро, в широких европейских кругах пока не известен.
— Я так понимаю, что сейчас вы обкатываете программу к европейскому туру? Исполняемые произведения будут схожи с теми, что вы будете играть на предстоящем фестивале «Денис Мацуев у друзей»…
— Я не то, что обкатку делаю, просто всегда строю сезон, чтобы музыкантам было удобно уходить из одной программы в другую. Так что все выстроено очень логично.
— Вы вернулись с утренней 4-часовой репетиции, а впереди еще и вечерняя. Как вы и музыканты выдерживаете такой график?
— Это нормально. У нас по Трудовому кодексу 8-часовой рабочий день. В зависимости от готовности я оставляю время им на индивидуальную подготовку.
— С таким графиком времени учить партии хватает?
— Все это уже выученное и репертуарное. Просто надо все довести до лоска и шика, чтобы не было никаких сомнений. Учить тут уже ничего не надо — надо довести все до совершенства. Повторение — мать учения. Но самое сложное — повторять то, что ты уже знаешь. На самом деле можно все улучшать и улучшать. В этой связи я требую максимум, чтобы они, не расслабляясь, оттачивали партии до совершенства.
— Европейское турне необходимо, чтобы познакомить европейскую публику с оркестром?
— Да, мы дадим концерты в четырех странах: Германии, Швейцарии, Австрии и Словакии, а это эпицентр венской классики. Это очень сложный тур. Если мы победим и будет резонанс, хорошие серьезные последствия, можно будет считать, что мы свою Олимпиаду выиграли. Все будет дальше зависеть от того, насколько успешно пройдет этот тур. Поэтому все силы и энергия брошены на то, чтобы это было в максимальной степени и на высочайшем творческом уровне.
— Репертуар вам диктовали организаторы?
— Тут никто ничего не диктует. Но они рекомендуют — они же продают билеты. А залы продаются с проверенными программами. Конечно, оркестры из Российской Федерации, как правило, играют русские программы (в программе турне — произведения Мусоргского, Рахманинова, Чайковского, Глинки, Равеля — KazanFirst). Но мы ведь на бис будем играть не только русскую классику или же просто классику, но и современную музыку, может быть, австрийскую. Моя задача — покорить эти города, максимально обратить на себя внимание с точки зрения промоушена, прессы, критиков.
— К вопросу про бисы. Не было мысли внести национальный колорит, все же оркестр из Татарстана?
— Внесем, не переживайте. Потом увидите.
— Да мы-то не увидим…
— Увидите. Посмотрите, сколько записей, трансляций было на телеканале «Культура» только за этот год. Вы все прекрасно увидите.
— А кто финансирует ваш европейский тур?
— Частично — мы, из оркестрового бюджета. Если бы у нас не было такой возможности, ни в какое турне мы бы не поехали. Частично — устроители и IMG. Перелеты оплачивает оркестр. Частично отели оплачиваем тоже мы. Это называется вскладчину. В IMG заинтересованы, чтобы мы стали известными как можно скорее. И мы в этом так же заинтересованы. Поэтому в медийные вещи, PR мы просто вынуждены вкладываться.
— После этого тура, насколько я слышала, будут испанские гастроли…
— Да, в феврале мы едем в большой тур по городам Испании.
— А потом есть планы покорять Азию?
— Нами занимается агентство, которое специализируется на развитии оркестров (имеется в виду IMG Artists, полное название крупнейшего музыкального агентства с базой в Лондоне и с отделениями во многих странах — KazanFirst), их продвижении. Таких агентств всего несколько в мире. Так что я вам ничего не могу сказать. Планируется много чего. Но многое зависит от того, как мы сейчас покажемся [в европейском турне], каков будет резонанс. Это уже зависит не от меня. Я просто буду делать все невозможное, чтобы это было на ТОП-уровне. А там… Человек предполагает, а бог располагает. Я надеюсь, что у нас все получится.
— Как вы пережили Шостаковича (ГСО РТ под руководством Сладковского записал все симфонии и инструментальные концерты Дмитрия Шостаковича. Релиз выйдет в следующем сезоне на фирме «Мелодия» и будет посвящен 110-летию со дня рождения композитора — KazanFirst)?
— Мы его пережили стоически. Мы писали его в 40-градусную жару без кондиционеров. Реально это было дано нам потом и кровью. Это была непростая прогулка, путешествие в эпоху с максимальным погружением, в этот ужас всего, чему Шостакович был свидетелем. А он стал свидетелем без малого практически всего XX века — с 1906 по 1975 годы. Он был человеком, который в этой среде творил и выживал. Конечно, мы счастливы, что мы это пережили, став намного мудрее, выносливее. И когда ребята были уже совсем без сил, я говорил: «Какие у вас могут быть трудности? Вспомните, о чем эта музыка. Когда солдаты в грязи, в болоте, на своих руках, плечах, как кони, тащили пушки. А вы живете в сытое прекрасное время, когда столько всего поменялось». И им нечего было мне ответить. Реальные трудности возникают там, где ты пытаешься чего-то добиться, а у тебя ничего не получается. А когда ты видишь такую динамику и ее высоко ценят в экспертных кругах коллеги-профессионалы, оркестранты, все музыканты, которые приезжают сюда, — это очень приятно. Ты ради этого живешь. И когда ты этот результат видишь, то не испытываешь трудностей, лишь чувство гордости и счастья.
— С пианистом Денисом Мацуевым вы едете в европейское турне. И в Казань на фестиваль он приедет в конце месяца. Как вы можете охарактеризовать ваши отношения: настоящая мужская дружба, духовное единство музыкантов?
— Все вместе. Мы много лет дружим и сотрудничаем на сцене. Когда у меня бывают очень сложные моменты, он всегда меня поддерживает. И когда он нуждается в этом, как любой человек, я поддерживаю его. У нас чудесные отношения. Он невероятно много сделал для нашего оркестра. Но он это делает не только потому, что мы такие хорошие. Естественно, он делает это еще и потому, что мы дружим много лет и он видит колоссальный потенциал. Он бы никогда не поехал в Вену с оркестром, который был бы недостоин этого. Или в Париж, где состоялось его назначение послом доброй воли ЮНЕСКО. Он знает, что мы будем ему отличной опорой.
Но он поддерживает многие оркестры — сейчас продвигает коллектив в Тюмени. Он как концертирующий пианист понимает, что чем больше хороших оркестров, тем лучше в итоге, в том числе, и для него. Региональные оркестры Новосибирска, Екатеринбурга, Тюмени, Ростова сильно набирают. Но чтобы было движение, надо все время работать, шевелиться и очень сильно стараться добиться максимального результата. В этом мы с ним очень похожи.
Часть 2
«Большой концертный зал имени Сайдашева — как хорошее пианино, а нужен рояль»: Александр Сладковский о строительстве новой концертной площадки для Казани
Во второй части интервью KazanFirst художественный руководитель и главный дирижер Государственного симфонического оркестра РТ, народный артист России Александр Сладковский признается, что может быть диктатором в работе, и рассказывает, почему Казани нужен новый концертный зал.
— Обычно вас всегда можно было наблюдать с трубкой…
— Да, но я бросил курить. В какой-то момент надо заканчивать с вредными привычками.
— Это вы себе к юбилею такой подарок сделали?
— Да, к 50-летию.
— А вы немножко диктатор в работе?
— Я не немножко, а строгий руководитель.
— В чем это проявляется?
— Если я слышу фальшивые звуки, я просто не допускаю этого в дальнейшем.
— Кто для вас музыканты оркестра — коллеги, подчиненные?
— Все зависит от конкретной ситуации. Когда мы на сцене творим, мы мотивированы и знаем, что нам надо отдаться процессу полностью, мы как части одного звучащего тела, неразрывные части одного организма. Бывают ситуации, когда они очень устают, тогда я чувствую себя воспитателем, я понимаю, что их надо пожалеть и дать им возможность отдохнуть. Когда-то мне надо «взять дубину»…
— Тогда как раз включается диктатор?
— Да, бывают и такие ситуации. Я в одном лице такой one man show. Я живо и непосредственно реагирую в зависимости от состояния, в котором сейчас находится коллектив. Погода, внутреннее состояние музыкантов — все это необходимо учитывать. Они же все живые люди, а их сразу 120. Представляете, каково мне. Бывает по-разному. Ну и работа у меня такая — не быть командиром, начальником или просто дирижером. Моя работа связана с огромным количеством аспектов, и от того, насколько я умело реагирую на происходящее внутри коллектива, зависит, насколько мы успешны. Потому что если ты отпускаешь там, где надо прижать, все начинает сыпаться. Строить все можно годами, а рассыпать за одну неделю.
— То есть вам надо быть еще и очень хорошим психологом?
— Конечно. За оркестром надо следить так же, как за здоровьем. Тут закололо, заболел зуб, ухо продуло — люди, которые не обращают на это внимание, получают осложнения. Все как в жизни. Я же не только психолог, но еще и лекарь, в общем — слуга царю, отец солдатам.
— Давайте вернемся в 2010 год, когда вы возглавили Государственный симфонический оркестр. У вас не было мысли, что вы, работавший в Москве, Петербурге, приглашены в Казань, которую столичные жители считают провинцией?
— Для меня очень важно созидать. Самое главное в жизни — делать. То, что предлагали в Казани, было очень интересным, так как уже накопился определенный опыт как руководящей, так и творческой работы, который должен был во что-то реализоваться. Так что ничего случайного не бывает. Предложения не падают на голову сами по себе — все должно созреть. А Казань в тот момент начинала интенсивно готовиться к Универсиаде-2013, шли колоссальные движения, которые сейчас даже невозможно описать. Я попал в этот поток, к своему счастью, и оказался полезным. Это счастье, когда ты оказываешься в нужное время в нужном месте.
— Вам же еще присвоили звание народного артиста России…
— Это тоже в связи с большой активностью здесь, в Татарстане. Конечно, без такой поддержки, без личного участия президента [Татарстана Рустама Минниханова], премьер-министра [Ильдара Халикова], мэра Казани [Ильсура Метшина] ничего не удалось бы сделать. Что будет завтра? Я надеюсь, что мы будем еще более совершенны, сможем играть еще более сложные программы и что у нас завтра будут еще более хорошие инструменты, мы будем играть только в лучших залах мира. А о Казани и Татарстане будут говорить не только в связи со спортом и достижениями в IT-отрасли, но и в связи с колоссальными музыкальными достижениями. Музыка — язык, который не требует перевода. Наша миссия в том и заключается, чтобы нотами, вибрациями, звуками и ритмами вызывать у людей восхищение, восторг. Для этого мы так интенсивно и работаем.
— Кстати, о лучших залах мира. В недавнем интервью KazanFirst ректор Казанской консерватории Рубин Абдуллин рассказал о своей мечте строительства нового концертного зала для Казани. Он предлагает построить его недалеко от НКЦ «Казань». У вас в голове есть свой проект?
—Я уверен, что в Казани есть много роскошных мест, где все это можно водрузить. Я проведу такую аналогию. В концертном зале может стоять обычное пианино «Рига», а может рояль Steinway или Kawai. Когда есть пианино, приезжают студенты, малоизвестные солисты, зал полупустой. Когда стоит Steinway — это вызывает уже намного больший интерес, потому что приезжают маститые солисты. Недаром же мы рояль купили, хотя у нас был старенький Steinway. Новый инструмент [Денис] Мацуев лично выбирал. Это было сделано для того, чтобы приезжающие солисты могли играть не на пианино.
То есть у нас сейчас ГБКЗ имени Сайдашева — как хорошее пианино, а нужен рояль. Ведь нередко музыканты приезжают, зная, что есть хороший зал, просто за возможностью поиграть там. Но это философия очень сытого, богатого, экономически развитого и независимого государства. Я уверен, что постепенно все наработки, которые складываются в Татарстане, приведут нас к этому. Но я не кричу, что нам нужен зал, — это объективная реальность. Можно топать ногами или обивать пороги, но это ничего не изменит. Постепенно, само собой, к этому придет. Когда наш оркестр еще немного вырастет как боевая единица, когда мы завоюем полмира, тогда, может быть, решать этот вопрос будет логичнее и уместнее.
— Основные вопросы сейчас какие? Инструменты?
— Проблемы у нас текущие. Вопросы экономические в первую очередь — инструментарий, транспортировка, инвестиции в проекты, которые мы делаем и поддерживаем, а это звуко-, аудио- и видеозаписи. Мы не сидим все время в Казани и не выступаем только в ГБКЗ. Мы все время будоражим внимание общественности — музыкальной и экспертной. Мы обязаны ездить в Москву, Петербург, по городам и весям, чтобы обращать на себя внимание. Это тоже стоит денег. Поэтому некоторые вещи мы сознательно не решаем, то есть переформатируем бюджет. И делать мне это очень просто, потому что я не только худрук, но и гендиректор автономного учреждения культуры. Мне в этом вопросе не надо ни с кем советоваться, потому что я точно знаю, какая цель и каким кратчайшим путем до нее можно добраться.
— Сейчас в Татарстане идут дебаты по поводу путей развития национальной музыки. Большие споры вызвал фестиваль «Ветер перемен»…
— То, что делает «Ветер перемен», — колоссальная вещь. Это надо приводить в соответствие с технологиями, костюмами, танцами, постановками. Если все делается, это замечательно.
По поводу национальной музыки. Конечно, она есть в Татарстане. Мы записали антологию музыки композиторов. Она есть, другое дело, как она развивается. Для того, чтобы она развивалась, мы создали целый фестиваль татарской музыки имени Жиганова «Мирас», который в этом году пройдет во второй раз. Моя задача — создать летательный аппарат, машину, которая в любой местности будет элегантно играть (имеется в виду оркестр). Мне кажется, я с этой задачей справляюсь.
— Юрий Темирканов говорил, что дирижером становятся в 50 лет или не становятся. В прошлом году вам исполнилось 50. На этом рубеже вы это почувствовали или раньше?
— Это можно почувствовать. Когда ты первый раз встаешь к оркестру, чувствуешь, есть ли у тебя сила оседлать этого коня или он тебя сбросит. Человека, который точно знает, что оседлает этого коня, пусть он и брыкается, не сбросят никогда, потому что у него есть воля, хватка, опыт и интуиция, как удержаться. Я почувствовал эту силу гораздо раньше 50-ти. Просто в течение последних 10-15 лет я понимал, как этой силой правильно пользоваться и управлять собой. Самое сложное в дирижировании — управлять собой.
— Чтобы эмоции не перехлестнули?
— Конечно. Мера вещей — самое важное. Культура — это умение распределить все по частям и нигде не перебрать. Как в приготовлении пищи: если переперчил — уже не то. К ощущению меры ты приходишь с возрастом после прохождения некоторых ипостасей. Когда ты проживаешь жизнь, то понимаешь, что жизнь — это не только дирижирование и музыка, но и совокупность обстоятельств, в которых ты должен находить оптимальное решение. Конечно, в 20 лет этого осознания нет. Но в 20 лет у меня была полная уверенность, что я на этом коне усижу. Я поэтому и выбирал эту профессию.
