27 мая в Большом концертном зале им. Сайдашева на площади Свободы, расположенном между одиноко стоящим грустным памятником Ленина и прагматично геометрическим, подчеркнуто провинциально-административным серым зданием Кабинета министров РТ (сравните со зданием правительств Азербайджана или Армении) открылся VII Рахманиновский фестиваль «Белая сирень». Уровень фестиваля, естественно, скореллирован со ступенями бурного динамичного развития оркестра и растет в столь же стремительной геометрической прогрессии. Открытие было просто великолепным. Александру Сладковскому нельзя отказать в самом вдумчивом отборе участников фестиваля, он создает программу, как часть его общей внутренней стратегии музыкального развития Казани. Фестиваль не только «отстоялся », окреп, но и стал одним из интереснейших фестивалей России. Для каждого фестиваля неистовый Сладковский ищет свои «фишки». Выступали три молодых «равновеликих» честолюбивых пианиста, и они вкладывали всю душу в исполнение, складывалось впечатление, что выступление на казанской сцене вместе со Сладковским для них было важным экзаменом, подобно крупному европейскому конкурсу. У каждого из них по десятку первых премий на международных конкурсах, каждый имел интересную индивидуальность, они соревновались между собой неистово. Если исполнения классических мэтров безукоризненны, часто доведены до автоматизма, продуманы, это уже матерые волки, то здесь мы присутствовали на «рассвете» карьеры музыкальных «Наполеонов», несомненно, очень одаренных музыкантов, и это само по себе было драматично. Да и кроме того, новый талант всегда свеж, благоухает, и это было действительно новое, еще ранее не виданное и не слышанное, рождение уникального, хотелось бы, чтобы подобные выступления стали традицией.
Иван Бессонов, 15 лет, из Петербурга, сыграл Первый концерт Рахманинова (1891г., переработан в 1917 г.), который композитор написал в 18 лет и в котором оркестр выведен на второй план. У Бессонова четкий, острый, концентрированный, контрастный рисунок концерта, отличная техника и при этом ощущается харизма исполнителя у которого большое будущее, он вполне твердо разобрался с произведением, это было не юношеское, а мужественное прочтение «воина». Это было исполнение, характерное для лучших образцов петербургской школы, очень северо-европейское, прозрачное и сильное. Пожалуй, можно сравнить с благородным и изысканным виски. Видно,что у Бессонова есть свой стержень. Он не пластичен, а скорее «алмазен». С резкими, твердыми, играющими светом звуками и нельзя сказать при этом, что он холоден. Скорее, он сдержан, но за этой сдержанностью ощущается большая внутренняя энергия. Исполнитель, вроде, русский, но играет как скандинав. Исполнение было, как меч викинга.
 |
Джордж Харилиано, 16 лет, родился в Лондоне. Выступал в Королевском Альберт Холле в Лондоне с виртуозным пианистом Ланг Лангом, которого называют «реинкарнацией Горовица». И у самого Харлиано есть что-то восточное. Наверное, поэтому его исполнение Второго концерта Рахманинова (1900 г.) было совсем другим. Это другая философия игры, восточная. Это был очень красивый, лиричный, теплый, объемный и тихий, «обнимающий» звук. Хотя здесь и продумана каждая секунда, но она именно пережита сердцем. Если у Бессонова слились воедино в исполнении ум и сердце, с приоритетом воли, то у Харлиано царила сердечность (при этом у него любимый предмет - математика). Второй концерт был написан Рахманиновым после провала Первой симфонии. Рахманинов несколько лет был в депрессии и лечился у гипнотизера Николая Даля, которому он и посвятил этот концерт. Но здесь было уже значительно больше оркестра, и нельзя было сказать, что пианист и оркестр сливались воедино. Ощущалось наличие двух ярких индивидуальностей в исполнении, у Сладковского видение концерта было явно со стороны оркестра, у Харлиано со стороны солиста. Прочтение Рахманинова у Харлиано было иным, конечно, не русским, а глобально-восточным. Своеобразный конфликт музыкальных цивилизаций. Повторюсь, это было очень теплое, красивое задушевное звучание. Звук рояля у Харлиано был гармоничным, нежным и оказывал незаурядное терапевтическое воздействие. Я бы даже сказал, что звук был принципиально не европейским, возникал образ расцветающей розы, который, как известно, является символом суфизма. В нем было много любви к залу. Харлиано говорит, что он всегда перед выступлением хочет проверить, как зал чувствует, принимает его звук. То есть для него важна метафизика зала. Сравните стили исполнения - «блистающий мечь викинга» Бессонова и «расцветающая пурпурная роза» Харлиано. Возникал интересный эффект, оркестр исполнял Рахманинова по-европейски, ближе к стилю Бессонова, а Харлиано вел партию фортепиано по-восточному. Учитывая, что само произведение писал русский с татарскими корнями Рахманинов, то есть евроазийский человек, все произведение звучало магнетически нестандартно, даже парадоксально. Думаю, что учитывая мягкую лиричную стилистику исполнения Халиано, оркестру нужно было бы сделать мягче, не столь резким свой звук, потому что негромкое выступление Харлиано иногда тонуло, растворялось в мощном «водопаде» звука оркестра и знаменитый рахманиновский грустный экспрессионизм терялся. Может, Харлиано и не хватало техники исполнения, но метафизическое исполнение Второго концерта было, несомненно, гениальным. Наверное, запись этого исполнения может стать мировым бестселлером, учитывая неожиданно блеснувший в нем парадоксальный контрастный конфликт музыкальных цивилизаций, который сделал исполнение новаторским.
Сандро Нибиеридзе, 16 лет, из Тбилиси, исполнял Рапсодию на темы Паганини (1934 г.) с фортепиано. Он сам также пишет свои сочинения. Музыка, которую он исполнил на бис, мне показалась как раз музыкой его собственной, она была очень «техническая », но в ней не хватало души. Интересно, что на пресс-конференции пианист говорил на английском языке, русский язык в Грузии забывается. Пишут, что Рахманинов написал свою Рапсодию под влиянием «Рапсодии в стиле блюз» Гершвина, но, мне кажется, он, скорее, стремился внутренне отвергнуть Рапсодию Гершвина, продемонстрировать иной подход. Это уже поздний Рахманинов, гораздо более пессимистический и мистический. Сочинение, скорее, написано, как образ Америки, попытка выразить в музыке метафизику Америки. 24 вариации на фортепиано 24 Каприса Паганини, видимо, даже в чем-то иронизируют над Рапсодией Гершвина, над джазовой душой Америки. Соединение католического песнопения «День гнева» с произведением Паганини, которого считали связанным с дьяволом - так нечеловечески он играл - уже несет в себе мистическую загадку Рахманинова. Нибиеридзе по-своему интересный пианист, но все же выглядел бледнее, чем Бессонов или Харлиано. Технически очень развит, но создавалось ощущение натасканности, ему не хватает сердца, музыкальной грузинской традиции. Слушателю в БКЗ было с кем сравнивать. Если Нибиеридзе начнет разбираться в глубокой метафизической сути произведений, то есть, если для него звук перестанет быть материалистическим сотрясением воздуха, а заживет своей живой внутренней жизнью, перестанет быть просто красивой формой, а станет частью «заклинания», преодолев этот внутренний стихийный материализм, Нибиеридзе почувствует божественность звука, и тогда он станет творцом нового своего музыкального мира. Тогда закономерно станет интересен, и ему будет сопутствовать успех, как любому настоящему творцу. Пока он только хороший подражатель, мне так кажется. Может, душевные потрясения позволят ему почувствовать музыку сердцем.
Венчала концерт «Весна священная», ее исполнение было посвящено 135-летию Игоря Стравинского. Интересно, как Стравинский относился к Рахманинову и как Рахманинов к музыке Стравинского? Стравинский, например, очень не любил Шостаковича и Прокофьева. Музыка Стравинского, вся построенная на эпатажных диссонансах, явно находилась в ином мироощущении, чем музыка Рахманинова. «Весну священную » в момент ее первых исполнений называли в Европе «свалкой нечистот». Диссонансные звуки, как выражение русского бунта и язычества, музыка человека из подполья Достоевского, музыка русского инстинкта, которая позволяет понять, почему русский человек так не любит Запад - именно за порядок и сдержанность, дисциплину. С этой точки зрения Стравинский - глубоко русский народный композитор, чем русский дворянский композитор Рахманинов. Стравинский - создатель русского диссонанса в музыке, это иллюстрация Тютчева «Умом Россию не понять ». Само по себе сложное произведение было, по-моему, еще усилено Сладковским, создавшим оригинальное прочтение с еще большей «вывернутостью» произведения. Сладковский, вроде, европеец, однако напоминает героя из «Сна смешного человека », готового разрушить европейский музыкальный рай. «Весна священная» напоминала ленту Мебиуса. По крайней мере, она полностью «затмила» ранее исполненные на концерте произведения Рахманинова. Экспрессионизм Рахманинова, конечно, романтичен и исходит из русского дворянского мироощущения. Музыка Рахманинова, несомненно, православная, но иногда старообрядчески- православная. В то время как ранняя музыка Стравинского принципиально языческая, это музыка протестно-революционна. Совсем не случайно Сладковский перед «Весной священной» предложил слушателям Рапсодию на вариации Паганини. Паганини был активным масоном и считался магом. Музыкальный «большевик» Стравинский в «Весне священной» - активный разрушитель старой музыки XIX века. Он уже композитор века атомной бомбы и народной революционной стихии. Это Че Гевара в музыке. Жаль, что у него нет произведения, посвященного гражданской войне и Октябрьской революции. Аналогично жаль, что Рахманинов не написал произведение на отречение царя и на гражданскую войну. У Стравинского чувствуется предвосхищение разрушения нравственных норм народа-богоносца. У Рахманинова явно продолжение линии Гоголя- Достоевского-Бунина, у Стравинского ближе к БелинскомуМаяковскому- Платонову. Еще раз напишу в конце, открытие фестиваля было потрясающе великолепным.
Рашит АХМЕТОВ. На снимке: Джордж Харлиано в 10 лет.
|
