Четвертая Concordia предлагает казанской публике не самый рядовой взгляд на современную музыку и ее творцов. Чтобы разобраться в специфике самого понятия «современная музыка» и в том, насколько необходим такой фестиваль, обозреватель «БИЗНЕС Online» Елена Черемных не только изучила программы предстоящих концертов, но и обратилась за разъяснениями к ведущим российским критикам, музыковедам, фестивальным деятелям и, разумеется, самим музыкантам.
|
| В четвертый раз в Казани пройдет популярный музыкальный фестиваль современной музыки имени Софии Губайдуллиной |
СОВРЕМЕННАЯ МУЗЫКА В КАЗАНИ И ВООБЩЕ
Название традиционного ноябрьского фестиваля, придуманного для Казани Александром Сладковским в 2011 году, в переводе означает «согласие». В режиме руководимого Сладковским Государственного симфонического оркестра РТ под «согласием» разумеется не только диапазон программ, знакомящих казанцев с достижениями современных композиторов, но и последовательное избавление от «белых пятен» на местной слуховой памяти. Рабочую необходимость развивать опыт оркестрантов ГСО РТ новыми сочинениями оставим в стороне, хотя важен и он.
Прошлые фестивали, действительно, открывали публике имена от признанных во всем мире Софии Губайдулиной и Гии Канчели до порядком подзабытых авторов ХХ века вроде британского модерниста Ральфа Воана-Уильямса, которого и в Британии-то не всякий оркестр играет. Что уж говорить о музыке эстонца Арво Пярта, который, перебравшись в Германию, стал гуру для нескольких поколений не только российских музыкантов, как, впрочем, и сама Губайдулина. «Сшивая» музыкальную современность в пространстве музык ХХ и ХХI веков, Сладковский отдает себе отчет в том, что казанский фестиваль современной музыки — явление регионально важное. Первый и главный его аспект — ознакомительный. Прежде чем позволять себе радикальные опыты, которыми славятся подобные мероприятия, скажем, в Германии или Голландии, надо разобраться с самим понятием «современной музыки», да и просто привить к ней вкус. Что и делается. Так как на вкус, как и на цвет, товарищей нет, то речь прежде всего идет о вкусе к кругозору, к мыслительным действиям, побуждающим публику свыкаться с той или иной музыкальной непривычностью (необычностью, необщепринятостью и так далее). Так что исходная установка при слушании так называемого современного опуса — хотим мы того или нет — радость неузнавания, противоположная радости узнавания, скажем, Сороковой симфонии Моцарта или Пятой Бетховена.
Инициативу в организации подобного фестиваля, причем на Средней Волге, трудно переоценить. Ведь в Европе этим занимаются не симфонические оркестры, даже не филармонии, а грантовые системы, последовательно извлекающие «на поверхность» людей, о которых не то что в Казани — в столицах-то не очень знают. Это уже потом к процессу подключаются оркестры, приглашающие новых авторов к себе, к примеру, в статусе резиденц-композиторов. В результате — необычные партитуры, небывалые звуковые рельефы, новые любовно произносимые имена. Повторюсь, так происходит в Австрии, Франции, Германии, Голландии, Швейцарии, но не у нас. Хотя в Казани — уже почти: в начале сезона ГСО РТ провел конкурсные прослушивания татарских композиторов и отобрал себе в репертуар сочинение Эльмира Низамова.
 | | Александр Сладковский |
|
| Александр Сладковский |
ЗНАКОМОЕ, НО... ПО-ДРУГОМУ
Особо не льстя казанской публике по части ее продвинутости в современном композиторском процессе, фестиваль им. Губайдулиной все же осторожно, как на операционном столе, расшевеливает стандарты восприятия современной музыки и ее авторов. Взять, например, Евгения Светланова, все знают: да, был великий советский дирижер, руководил Госоркестром СССР 40 лет, но мало кто знает, что и сам музыку писал. А ведь даже на его панихиде в Большом театре, согласно завещанию Светланова, звучала именно она, чего уж: других-то он за свою жизнь переиграл сотнями. Концерт для фортепиано с оркестром Светланова можно услышать на фестивале Concordia прямо сегодня, наравне с опусами светлановских современников (не путать с единомышленниками!) — Кривицкого (Скрипичный концерт), Шнитке (Виолончельный концерт №1) и Губайдулиной («Сказка»).
По тому же принципу «совмещаемости несовместного» следующий фестивальный концерт — с Шенбергом («Просветленная ночь») и Бартоком (Скрипичный концерт №2) в первом отделении и двумя Концертами для трубы с оркестром — во втором. Авторы «трубных» опусов — глава Татарского Союза композиторов Рашид Калимуллин и — кто бы мог подумать! — ветеран советской поп-музыки Александра Пахмутова. Впрочем, в московской консерватории будущий «ветеран» Пахмутова родом из-под Волгограда училась у Шебалина, да еще и по рекомендации самого Шостаковича. Такой вот сюжет!
В третий фестивальный вечер Казань впервые услышит Виолончельный концерт Алексея Рыбникова и Фортепианный концерт опять же Калимуллина. А под занавес (22 ноября) — программа-кроссовер: Шнитке-Пярт-Поппер-Мартину с совершенно феерическими солистами — Максимом Рысановым (альт), Бориславом Струлевым (виолончель) и Алексеем Огринчуком (гобой). Тут уж, как говорится, будет кого послушать: эти музыканты, мало сказать, усовершенствовали свое образование за границей, они и сами там нынче строят карьеры по «бутербродному» принципу. Огринчук — живет и преподает в Лондоне, играет в Роттердамском оркестре, а как солист колесит по всему миру. Ну а Рысанов, на которого сам Башмет жалуется, что, мол, «наступает на пятки», помимо альта увлекся еще и дирижированием. В общем, тот случай, когда пословица «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать» откровенно не работает: таких музыкантов желательно и видеть, и слышать.
 | | Максим Рысанов (справа) |
|
| Максим Рысанов (справа) |
«НАДО УЧИТЬ ЛЮДЕЙ СОМНЕВАТЬСЯ»
Обратившись за разъяснениями по поводу современной музыкально-композиторско-фестивальной ситуации к ведущим музыкальным деятелям, обозреватель «БИЗНЕС Online» задала им два очень важных вопроса. Что такое современная музыка и каким в идеале видится региональный фестиваль современной музыки? Ответы, по понятным причинам, продиктованы родом занятий опрашиваемых, однако степень вовлеченности всех ответивших в современную музыкальную ситуацию очевидна настолько же, насколько очевидны подвижность самого понятия «современной музыки» и нетривиальность любой попытки регионального фестиваля.
Филипп Чижевский — дирижер Большого театра, создатель ансамбля Questa musica, исполняет произведения эпохи барокко, а так же опусы современных композиторов:
— Современная музыка — это эмоция. Какими средствами мы ее передаем — уже вторично. Абсолютно естественен стилевой диапазон направлений, в которых работают композиторы сегодня... Чтобы сделать идеальный фестиваль, пригласите Neue Vocalsolisten Stuttgart с вокально-ансамблевой историей и Asko/Schönberg. Или вот: исполняется 95 лет Уствольской — сыграйте ее Вторую симфонию. А у Губайдулиной — The Light of the End, для большого оркестра. Это же прекрасно для фестиваля в Казани!
Лариса Кириллина — профессор Московской консерватории, автор монографий по музыкальному классицизму:
— Современная музыка — та, что выражает умонастроения настоящего времени и в то же время открывает какие-то художественные перспективы. «Попса», например, настроения, наверное, выражает, иначе не была бы так популярна. Но перспективы... какие там перспективы? С другой стороны, умонастроения может выражать и нечто вроде бы совсем не современное. Так, мой друг композитор Сергей Загний однажды сказал, что поскольку все сейчас любят музыку барокко, то она и есть современная музыка. Это в какой-то мере парадокс, но что-то в этом есть, между прочим, и с точки зрения художественных перспектив. Однако если говорить о музыке, написанной сейчас и для нас, то все сказанное остается в силе. Под «нами» нужно понимать не обязательно (или даже вовсе не-) широкие массы. Потому что современность создают сперва одиночки, затем группки, затем референтные группы.
О региональном фестивале мне говорить еще труднее. Не участвовала, не устраивала, хотя всячески поддерживаю. Мне кажется, что если Россия выживет, то только за счет культуры, в том числе музыки. И отнюдь не только в Москве и Петербурге. Поэтому любые фестивали нужны, и их следует всячески поддерживать. Думаю, что здесь важен баланс регионального и универсального. Чтобы, с одной стороны, «себя показать», а с другой — послушать, что делается в широком мире. Между прочим, ведь и Дармштадтские курсы новой музыки начинались после войны как региональные — с целью собрать немецких композиторов и устроить им «ликбез» по новой музыке. А выросло крупное международное явление (даже большее, чем «школа»).
Ольга Раева — композитор (Берлин):
— Про то, что такое современная музыка, уже тьма дискуссий была. Но вкратце выходит, что это музыка, написанная нашими современниками, и относительно недавно написанная, не потерявшая свою непосредственную — первичную — актуальность... Фестивали все зависят от того, кто их устраивает — от того, что ему/им интересно, что он/они считают важным и нужным показать. Ну, и от возможностей технических. Если речь об оркестре и о регионе, где никогда не слышали живьем Фелдмана, Ксенакиса, Лахенмана, наверное, надо бы их музыку сыграть. Далее, надо бы показать, наверное, музыку живых классиков-соотечественников (оркестровые работы есть, например, у Екимовского). Далее — новые сочинения более молодых авторов: то, что создано за последние годы. Можно заказать пару сочинений специально и сделать премьеры — это уж совсем было бы прекрасно. И мне вот показалось, что для Казани, может, актуальнее был бы Тан Дун, чем Фелдман? Вообще, вспомнила: лет 10 назад Klangforum Wien сделал интересный и вызвавший бурный восторг везде, где его прокатили, проект с китайцами: 10 участников Клангфорума плюс 10 китайских исполнителей на национальных инструментах — это был заданный состав (не обязательно весь использовать, это, так сказать, предлагаемая палитра) для 10 композиторов (и китайских, и европейских, сотрудничающих с Клангфорумом). Каждому из 10 композиторов заказали сочинение не более 20 минут, к такому-то сроку. Для работы так же предлагался воркшоп: чтобы авторы могли ознакомиться с экзотическими инструментами. Такая вот интересная история!
Дмитрий Булгаков — гобоист, организатор фестиваля камерной музыки «Возвращение» в Москве, на каждый финальный концерт которого заказывается сочинение современному автору:
— Современная музыка — музыка написанная языком, который не до конца освоен слушателем. Для кого-то Шостакович и Хиндемит — классика. Для кого-то — все еще современная музыка. Для кого-то современной музыки вовсе нет, поскольку человек воспринимает язык, понятный только его собственному слуховому устройству. А по-моему, современная музыка — в меньшей степени понятие, диктуемое временем создания. Скорее, она являет собой именно «трудности перевода», сегодняшнего перевода с языка того времени, в контексте которого она была создана. Зачем нужна музыка на непонятном языке? Это шанс что-то выучить и что-то понять. Воспринять и услышать еще одну интонацию. Открыть еще один секрет. Мы же сильно не рискуем в этом случае: если что-то не нравится, всегда можем уйти со второго отделения и дома у себя включить диск Моцарта.
Не вижу отличия региональных и столичных фестивалей. Главное тут — качество исполнения и заинтересованность музыкантов в игре именно этой музыки. В любом проекте современной музыки я бы искал параллели с музыкой других эпох. Или противопоставления. И в каждом таком фестивале может звучать некоторое количество другой, привычной музыки. Мне кажется, это делает музыку современную доступнее и ближе.
Роман Минц — скрипач, один из организаторов фестиваля камерной музыки «Возвращение» (Москва-Лондон):
— Что такое современная музыка? Мой брат, американский врач, на вопрос, что такое наркотики, ответил: «Наркотики — это вещества, которые законодательство Соединенных Штатов считает наркотиками». Предположительно, современная музыка — эта та, что написана в наше время. Непонятно только, что считать «нашим временем». Если композитор прожил 100 лет, его музыка, написанная 80 лет назад, может уже не быть современной человеку, который родился всего 20 лет назад. Поэтому в каждом конкретном случае надо договариваться о понятиях, обозначать правила игры. Некоторые инструментальные конкурсы требуют произведения, написанного в последние 20 лет. А что, то, что написано 21 год назад — уже не современно? Любое определение может быть оспорено, поэтому принимается просто для удобства.
Какими должны быть фестивали современной музыки? Вопрос сложный, потому что лично мне не очень интересны фестивали современной музыки. Я люблю, когда разная музыка исполняется рядом. Это как раз видно по программам, которые я составляю.
Патрисия Копачиньская — скрипачка (Швейцария):
— Современная музыка — это то, что нужно нам сейчас... Идеальный фестиваль — это тот, на котором интендант, музыканты, композиторы и публика на одном уровне могут отдаться музыке и времени.
Петр Поспелов — музыкальный критик, композитор, автор анонимного проекта ТПО «Композитор»:
— Современная музыка — это все, что пишут в любом направлении и с любой концепцией... Идеальный фестиваль — тот, который выстроен куратором и который соответствует кураторскому замыслу.
Дмитрий Лисс — главный дирижер Симфонического оркестра екатеринбургской государственной филармонии:
— Самый простой ответ: это музыка, написанная в наше время. Другой вариант: музыка, которая еще не стала классикой. Третий вариант: музыка, написанная в наше время композитором, который создает или, по крайней мере, пытается создать свою музыкальную вселенную, свой звуковой мир, свою философию.
Не очень понимаю в данном контексте слово «региональный». Это звучит как эвфемизм — хотели сказать «провинциальный», но это неполиткорректно, поэтому будем говорить региональный?! Я давний и последовательный сторонник того, чтобы в культурной жизни ни у кого не было ощущения провинциальности, региональности и прочего — ни у слушателей, ни у организаторов, ни у исполнителей. Если же речь идет именно о том, чтобы показать музыку местных авторов, это совсем другая история. А в принципе, для того, чтобы провести именно фестиваль современной музыки, неважно, где именно, нужно, чтобы к нему были готовы все — и слушатели, и исполнители, и менеджмент, должна быть сформирована потребность в таком фестивале. И, конечно, нужна какая-то объединяющая все программы фестиваля идея.
Дмитрий Курляндский — композитор, лауреат ряда европейских премий, в том числе престижной голландской премии Gaudeamus, автор опер, камерных и симфонических произведений (Москва):
— Что такое современная музыка? Не знаю! То есть буквально: современная музыка — это когда ты не знаешь того, что ты слышишь.
Фестиваль, который открывает двери в неизвестное и который готов поделиться возникающими по этому поводу сомнениями и вопросами. Отчасти это Дягилевский фестиваль в Перми с обсуждениями и лекциями. И это важно! Надо учить людей сомневаться. Просто куратор нужен адекватный и знающий.
Борис Филановский — композитор, создатель и участник петербургско-московской группы СОМА (Берлин):
— Современная — это такая музыка, которая задает вопросы — эстетические, технологические, языковые. Которая выводит слушателя из зоны комфорта. В некотором роде, это противоположность филармонической музыке.
«Идеал» и «региональный» — две несовместимые вещи. Никакие географические ограничения в современной музыке не работают. Учитывая, что в Казани это фестиваль одного оркестра, лично я разделил бы этот оркестр на разные ансамбли. Струнный квартет, классический ансамбль современной музыки (всех по одному — рояль, скрипка, кларнет, флейта, виолончель, квартет тромбонов, квартет контрабасов, что-нибудь кривое типа ударник-клавишник-баянист-электронщик) и так далее. И пусть каждый состав готовит свою программу — возможно, с живыми композиторами. Можно зайти с другой стороны: делить оркестр на ансамбли в зависимости от того, что вы хотите играть. Ну и приглашать молодых дирижеров работать с ансамблями внутри оркестра. Публика на эту лабораторию пойдет, если будут везде хорошие спикеры — где-то это сам композитор, где-то музыковед, а где-то и дирижер. Большую публику это, скорее всего, отпугнет. Хотя будущее как раз за «малыми публиками».
