В среду вечером Государственный симфонический оркестр РТ фестивалем имени Галины Вишневской открыл свой очередной 54 сезон.
В общем-то открытие сезона – чисто формальное мероприятие. Ведь прославленный коллектив уже выступал 30 августа на традиционном Международном оперном фестивале под открытым небом «Казанская осень» и 16 сентября на концерте с Союзом композиторов Татарстана. И всё же официально датой начала нового периода жизни симфоников предводитель оркестра назвал именно 25 сентября – день рождения Дмитрия Дмитриевича Шостаковича.
Пару лет назад все пятнадцать симфоний композитора в прочтении народного артиста России, художественного руководителя и главного дирижёра ГСО РТ Александра Сладковского были представлены мировой общественности в одном боксе и единодушно признаны музыкальными критиками как лучший цикл и в исполнении, и в интерпретации произведений Шостаковича.
– Это история нашей страны, она вся в его музыке. С взлётами, падениями, отчаянием, страхом, отсылом к другим мирам, – признаётся в своей любви к Шостаковичу Александр Витальевич. – Шостакович умер в 1975 году, когда мне было десять лет. Я помню прекрасно, как наша учительница музыки сказала, что не стало великого композитора. Огромное количество моих впечатлений – и детских, и юношеских – связано именно с его музыкой.
В программе первого дня фестиваля имени Галины Вишневской сразу два произведения Шостаковича – Симфония №5 d-moll, opus 47, и Симфония №14, opus 135. И это тоже не случайность.
– Для меня это очень личная история, – поясняет Сладковский. – В 1990-м году я видел «рыцаря на белом коне», который вернулся в Россию после длительного перерыва. Вы, конечно же, помните, что в 1974 году Ростропович с женой и двумя дочерьми были высланы из страны и потом лишены гражданства. Я, тогда молодой человек, очень романтически воспитанный и на героический лад настроенный, был восхищён его возвращением. Это был совершенно особый момент для меня. Я тогда уже работал в Ленинграде и в моём кабинете висел портрет Мстислава Леопольдовича, как он дирижирует. После отъезда из СССР он же был руководителем Вашингтонского национального симфонического оркестра и как дирижёр работал с главными оркестрами Великобритании, Австрии, Франции, Японии и Германии. А потом, незадолго до смерти Ростроповича, я должен был ассистировать ему в проекте «Неизвестный Мусоргский». Он уже плохо себя чувствовал, и я вместо него продирижировал этот концерт. И третий эпизод – он самый важный. В 2010 году, когда я перебрался в Казань, Галина Павловна предложила мне совместно сделать «Бориса Годунова» – она в качестве режиссёра, а я – в качестве дирижёра. Это было вообще недосягаемо – мне, молодому дирижёру, работать вместе с Вишневской. Понимаете, как это круто? Но я приехал в Казань, и здесь началась моя настоящая работа. Я понял, что не смогу разорваться надвое. И был вынужден Галине Павловне отказать. А вскоре после этого она ушла из нашего мира. Мне до сих пор очень неловко за свой отказ. Я с этим живу. И когда представилась возможность сделать вечер памяти Вишневской – а Вишневская и Ростропович два легендарных творческих имени, – я решил таким образом отдать ей долг. И программа сложилась сама собой. Галина Павловна совершенно блистательно пела партию сопрано на премьере Четырнадцатой симфонии, а Пятой симфонией Мстислав Леопольдович дирижировал, когда триумфально вернулся в Россию. Я был свидетелем этого, присутствовал в Петербурге на его концерте. И я посчитал, что это будет очень круто, если свой десятый сезон в Казани я начну с этих произведений в день рождения их автора.
|
…Государственный Большой концертный зал имени Салиха Сайдашева был уже полон, а зрители всё шли и шли. Открытие сезона – это само по себе значимое событие, а когда вокруг этого события концентрируется столько гениальных имён – Шостакович, Вишневская, Ростропович – притягательность его неизмеримо возрастает.
«Говорить о смерти может лишь музыка», – категорично утверждал французский писатель и культуролог Андре Мальро. Завершённая Шостаковичем на больничной койке, Четырнадцатая симфония содержит десять вокальных частей на тексты испанца Гарсиа Лорка, француза Гийома Аполлинера, австрийца Райнера Марии Рильке и русского поэта немецкого происхождения Вильгельма Кюхельбекера. Любовь и смерть, неволя и роковая случайность, власть и её злодеяния – вот основная тематика собранных композитором в единый цикл известных и не слишком известных стихотворений. Удивительно, почему Дмитрий Дмитриевич обозначил своё произведение как Симфонию, а не как вокальный цикл? Одиннадцать стихотворений – одиннадцать сцен-эпизодов удивительной истории, где смерть выходит победительницей. И нет ни малейшей надежды на утешающее просветление после упокоения человека.
Смерть вошла в жизнь Шостаковича рано и надолго: к гражданской войне и голоду, пришедшим вслед за Революцией, добавляется неожиданная кончина отца, когда Дмитрию Дмитриевичу было всего шестнадцать лет, гибель людей из его окружения в годы большого террора, бесчисленные жертвы Второй мировой войны и болезни, вынуждающие его жить в перманентном ожидании смерти. Так что он прекрасно понимал, о чём он пишет свою Симфонию.
|
В интервью перед премьерой Шостакович откровенно признался: «Замысел нового произведения вынашивался долго: впервые мысль об этой теме у меня возникла ещё в 1962 году. Тогда я оркестровал вокальный цикл Мусоргского “Песни и пляски смерти” – это великое произведение, я всегда перед ним преклонялся и преклоняюсь. И мне пришла мысль, что, пожалуй, некоторым “недостатком” его является... краткость: во всём цикле всего четыре номера. А не набраться ли смелости и не попробовать ли продолжить его, подумалось мне. Но тогда я просто не знал, как к этой идее подступиться. Теперь я опять вернулся к ней… Мне очень близки слова Николая Островского: “Самое дорогое у человека – это жизнь. Она даётся ему один раз, и прожить её надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жёг позор за подленькое и мелочное прошлое, и чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире – борьбе за освобождение человечества”. Мне хотелось, чтобы слушатель, размышляя над моей новой симфонией, которую я посвятил английскому композитору Бенджамину Бриттену, подумал об этом».
А во вступительном слове перед закрытым прослушиванием Симфонии, организованном для специально приглашённых музыкантов и деятелей культуры, уточнил: «Я написал эту музыку о страданиях и смерти. Я это сделал не потому, что я уже стар и мне недолго осталось жить. Я написал это сочинение для людей молодых, у которых жизнь ещё впереди. Дело в том, что, как известно, бессмертие ещё не изобретено и этот конец неотвратимо ожидает каждого из нас. Очень вероятно, что многих ожидают страдания и мучения. Человек умирает и – конец; больше уже ничего не будет. Осознав это, необходимо задуматься и постараться прожить свою жизнь честно, благородно и в добре. Вот и всё, что я хотел бы Вам сказать».
|
На открытии 54 сезона ГСО РТ в Симфония №14, opus 135, партию сопрано исполняла выпускница Центра оперного пения Галины Вишневской, солистка Московского театра Новая Опера имени Евгения Владимировича Колобова, лауреат Первой премии V Международного конкурса оперных артистов Галины Вишневской Ирина Морева, партию баса – дипломант VII Международного конкурса оперных артистов Галины Вишневской Гиорги Челидзе. Если имя первой давно уже на слуху у российских меломанов и титулы «бесподобная» и «неподражаемая» сопровождают рецензии о певице, обладающей густым и глубоким тембром и исключительно плотным и отточенным звуком, то грузинский певец ещё не столь хорошо знаком нам, а между тем его исполнение было очень чистым, сильным и впечатляющим. Недавний выпускник вокального факультета Тбилисской государственной консерватории, победитель ряда международных конкурсов, в том числе престижного музыкального конкурса имени Джузеппе Верди в Италии в 2015 году, Гиорги Челидзе в прошлом году стал артистом Молодёжной оперной программы Большого театра России.
Во время исполнения Симфонии о всевластии смерти, чувствовалось, что дирижёр и солисты насторожены, с опаской и некоторым недоверием относятся друг к другу, как бы находясь в состоянии «первого знакомства». И это несмотря на длительные репетиции, которые были накануне концерта. В результате – солирующие певцы и оркестр, ведомый дирижёром, существовали как бы в разных духовно-мистических плоскостях: каждый рассказывал историю по-своему, расставляя иные акценты.
|
Непривычен был состав оркестра – композитор создал своё произведение для девятнадцати струнных инструментов, шести ударных и челесты. Четырнадцатая симфония трагедийна. И скрипки, альты, виолончели и даже контрабасы вдохновенно поют о мечтах, горе и надеждах человека. А вот партии ударных инструментов – сугубо драматические. Антагонистические конфликты, возникающие между ними, раскрыты композитором с помощью симфонического развития. Открыто, с потрясающей искренностью и прямотой Александр Сладковский выразил это в своей интерпретации, близкой к катарсису.
И на последних тактах маэстро выронил из рук дирижёрскую палочку. Это было не картинно, не напоказ. Таков был логический эмоциональный акт, раскрывающий замысел композитора: «Человек умирает и – конец; больше уже ничего не будет».
У певцов же явно были проблемы с артикуляцией и дикцией. Текст поэтических сочинений, имеющих для постижения сути замысла Шостаковича особое значение, произносился невнятно, словно исполнителям была важна лишь музыкальная составляющая Симфонии. И исчезала осмысленность произведения. Может быть, почувствовав это на репетициях, организаторы концерта подготовили либретто Четырнадцатой, несмотря на то, что все стихи звучали у Шостаковича на русском языке.
Но лишь к финалу Симфонии стало понятно, что солисты произносят текст не на иностранном. Справедливости ради надо отметить, что Гиорги Челидзе был более сдержан и оттого более точен в воспроизведении эмоционального смысла произведения, нежели Ирина Морева, чрезмерно увлекавшаяся, по моему мнению, драматизацией поэтических текстов и актёрской игрой.
Второе отделение было отдано Симфонии №5 d-moll, opus 47.
Её история начинается с оперы Дмитрия Дмитриевича «Леди Макбет Мценского уезда», вторая редакция которой получила название «Катерина Измайлова». После премьеры, с которой Иосиф Виссарионович Сталин ушёл в ярости, в газете «Правда» была опубликована статья «Сумбур вместо музыки». Началась травля Шостаковича как композитора. Целый год он прожил в ожидании ареста, держа наготове чемоданчик со сменой белья и сухарями.
Как позже пояснил эту ситуацию сам Дмитрий Дмитриевич: «Не имело значения, как реагирует на твою работу публика или нравится ли она критикам. По большому счёту всё это не имело никакого значения. Был только один вопрос жизни и смерти: как воспринял твоё сочинение вождь? Я подчеркиваю: жизни и смерти, потому что мы здесь говорим о жизни и смерти, буквально, а не фигурально».
И Пятая симфония стала ответом на эту статью. Композитор даже дал своему сочинению подзаголовок: «Ответ советского художника на справедливую критику». Премьера, состоявшаяся в Ленинградской филармонии 21 ноября 1937 года под управлением молодого дирижёра Евгения Александровича Мравинского, прошла с ошеломляющим успехом. Восторженная овация зала длилась около получаса. «Мне хотелось показать в Симфонии, как через ряд трагических конфликтов большой внутренней душевной борьбы утверждается оптимизм как мировоззрение», – публично пояснял Дмитрий Дмитриевич суть своего замысла. Но удары «оголённых» литавр в последних тактах Симфонии опровергают его слова, обнажая горестный смысл финала.
|
«Думаю, всем ясно, что происходит в Пятой, – говорил Шостакович в кругу близких. – Радость в ней вызвана насильственно, возникает из-под палки, как в “Борисе Годунове”. Как будто кто-то бьёт тебя палкой и приговаривает: “Твоё дело – радоваться, твоё дело – радоваться”, – и ты поднимаешься, шатаясь, и маршируешь, бормоча: “Наше дело – радоваться, наше дело – радоваться”… Финал Пятой – непоправимая трагедия».
Шостакович – сломлен? Он понимает, что отныне ему придётся склониться перед всесилием партии? Нет. И Пятая – это не музыка; это – нервное электричество высокого напряжения. Записей, а, следовательно, и интерпретаций этой Симфонии существует очень много. Но музыка же не предполагает вербализуемой конкретики, не так ли? Преодолев максималистское влечение к конструктивистским экспериментам Шостакович явил себя в гениальной простоте философского постижения смысла жизни. Того самого, что будет выражен и Четырнадцатой симфонии, и в Пятнадцатой… Смерть всесильна и неизбежна, следовательно – надо жить здесь и сейчас. Жить в полную силу. Не прогибаясь под изменчивый мир.
Напряжённая, мечущаяся музыка молниями пронизывает и исполнителей, и слушателей. И надо всем этим спокойный, уверенный, чуть уставший и едва обозначающий себя в вихре мелодических эмоций маэстро Сладковский.
Кажется, что ему вовсе и не требуется управлять оркестрантами. Они понимают его мысль, ловят каждый изгиб её, каждый нюанс. Впервые перед потрясённым залом предстал единый организм – симфоники и дирижёр – разговаривающие с публикой выразительно-простым и ясным языком.
И это повествование, насыщенное личной болью, не оставило равнодушным никого.
– Уж слишком высокую планку поставил себе оркестр в самом начале сезона, – услышал я сквозь бурю оваций чью-то реплику. – Как они дальше-то будут жить с этим?
Между тем, Александр Витальевич обратился к сидящей в ложе дочери Ростроповича и Вишневской.
– Огромное спасибо, что Вы так чтите память своих абсолютно гениальных родителей. Я счастлив сегодня играть для Галины Павловны, в её честь, – сказал Сладковский и вручил Ольге Мстиславовне огромный букет.
А затем, вернувшись на подиум, он подарил ей и всем слушателям политическую увертюру Леонарда Бернстайна «Слава!», которую тот сочинил для вступительных концертов первого сезона Мстислава Леопольдовича Ростроповича с Национальным симфоническим оркестром в 1977 году.
Это был сюрприз для всех, включая высокую гостью фестиваля, которая органически растворившись в музыке раскачивалась ей в такт, а после финального аккорда вскочила с места и громко, на весь зал несколько раз произнесла: «Браво!»
Второй день фестиваля имени Галины Вишневской был отдан опере.
Солисты Московского театра Новая Опера Екатерина Петрова (сопрано), Ирина Морева (сопрано) и Михаил Новиков (тенор) и солист Музыкального театра имени Константина Сергеевича Станиславского и Владимира Ивановича Немировича-Данченко Станислав Ли (баритон) исполняли арии, дуэты и сцены из произведений Джузеппе Верди, Джакомо Пуччини, Франческо Чилеа, Сергея Сергеевича Прокофьева и Петра Ильича Чайковского. За дирижёрским пультом стоял прославленный итальянский дирижёр и пианист, активно сотрудничающий Центром оперного пения Галины Вишневской, Марко Боэми.
|
– Мама всегда хотела, чтобы её учеников из Центра оперного пения, который она создала, услышали в различных городах России, – рассказала художественный руководитель фестиваля имени Галины Вишневской Ольга Ростропович. Дочь звёздной пары, виолончелистка, возглавляет Фонд культурных и гуманитарных программ Мстислава Ростроповича и Центр оперного пения Галины Вишневской. – В этом году впервые открытие фестиваля прошло в Казани. Следующий фестивальный концерт состоится 12 октября в Плёсе, 22 октября – выступление в Кремлёвском зале Нижегородской государственной филармонии имени Мстислава Ростроповича, а завершится фестиваль 25 октября, в день рождения мамы, в Центре оперного пения Галины Вишневской в Москве. Так мы осуществляем мечту Галины Павловны о музыкальном объединении России. Это было для неё очень важно.
И публика по достоинству оценила питомцев Центра оперного пения, одарив их благодарными овациями.
Сезон открыт. Юбилейный для маэстро и предъюбилейный для оркестра. Сезон, обещающий множество приятных неожиданностей и музыкальных взлётов.
Зиновий Бельцев.