И при всём обилии в Москве концертов, оркестров и программ, у казанского коллектива сложилась своя столичная публика, обеспечивающая музыкантам из Татарстана неизменные аншлаги. Конечно, честь и хвала Московской филармонии, которая единственная из столичных академических концертных промоутеров обладает прозорливостью, позволившей разглядеть в региональном коллективе востребованный для привередливых москвичей сегмент. И, разумеется, честь и хвала художественному руководителю оркестра Татарстана Александру Сладковскому, который сумел соединить воедино столичных филармонических промоутеров, ресурсы своего региона и творческий потенциал казанского оркестра. Не случайно именно Сладковского давно считают одним из наиболее успешных творцов и менеджеров в одном лице. Возможно, эта продюсерская хватка позволяет ему ещё и безошибочно выбирать программы, которые неизменно находят отклик у слушателей. Он всегда исполняет именно то, что хотел бы услышать зритель. Так было и на этот раз.
В концерте-открытии московского абонемента маэстро Сладковский и оркестр Татарстана для первого отделения выбрали симфоническую миниатюру "Смерть и просветление", а также Четыре последние песни Рихарда Штрауса. Во втором отделении располагалась главная часть программы – Пятая симфония Густава Малера. Выбор сочинений смелый: в ноябрьской, серой, депрессивной, задыхающейся в смоге, пробках, беспросветных туманах и осеннем мороке Москве играть полную постромантической рефлексии музыку Малера и Рихарда Штрауса – это может показаться слишком самоуверенным. Однако, расчёт Сладковского оказался верен. "Минус, умноженный на минус, даёт плюс": задавленные осенней хандрой жители мегаполиса в высшей степени охотно стекались утопить свои депрессии в еще более беспросветной тоске постмодернистов. Оркестр Татарстана подарил москвичам изысканный сеанс музыкальной психотерапии.
Фото: пресс-служба Государственного симфонического оркестра Татарстана
Рихард Штраус звучал в высшей степени психоделически. Написанная 26-летним композитором миниатюрная поэма "Смерть и просветление" еще при жизни Рихарда Штрауса считалась одной из наиболее совершенных партитур своего создателя. В звучании оркестра Татарстана под управлением Александра Сладковского были усилены динамические контрасты, подчёркнуты кульминации, оркестр покорял величием и потрясал звуковой мощью. В вокальном цикле "Четыре последние песни" оркестр позволил выйти на первый план солистке, проявив ансамблевую деликатность. Хотя сильное, гибкое и богатое сопрано Анастасии Калагиной наверняка преодолело бы самые громкие кульминации. Но оркестр словно накапливал энергию для мощнейшего выплеска динамики в Пятой симфонии. А солистка покорила глубоким и вдумчивым обращением к последнему опусу Рихарда Штрауса, представив образец вокального мастерства, в котором мастерское владение голосом соединяется с артистической свободой и естественностью, что позволяет раскрыть всю многозначность философской партитуры.
Ощущение наэлектризованной, словно перед взрывом, атмосферы, почувствовалось с первых же нот Пятой симфонии Малера. Интерпретация Сладковского отличалась заострённостью каждой интонации, повышенной чувствительностью. Чеканная поступь первой части вызывала отчётливые ассоциации с ритмами похоронных маршей, и всё воедино складывалось в суровую картину траурной процессии. В нервозной импульсивности второй части вновь слышались поминальные плачи тризны. Первые две части явно объединялись в начальный эпизод, в котором эмоция двигалась от сдерживаемого плача ко всё более откровенным выплескам эмоций. Дирижёр подчёркивал безграничную энергию, заложенную в музыке. И позволял продемонстрировать всю мощь оркестру: величественные тутти, запредельные пьяно, кантиленные соло, — и солисты, и все оркестровые группы моментально следовали воле своего лидера-худрука.
Поворот обозначила третья часть. Однако, её скерцозность не стала передышкой. Это было пугающее, инфернальное интермеццо, напоминающее гротескную усмешку карнавальной маски, застывшей в устрашающей гримасе. И становилось ясно, что скерцо – это еще одна глава в трагедийной фабуле, которая неминуемо ведёт к трагической развязке.
Фото: пресс-служба Государственного симфонического оркестра Татарстана
Даже в четвёртой части, знаменитом Адажиетто, ставшем квинтэссенцией постромантической чувственности, Сладковский словно нехотя ослабил драматический пульс. Но нервное напряжение пронизывало и эту, лирическую, страницу симфонии. Благодаря чему складывалось поразительное впечатление: мелодия, расщеплённая композитором между множеством струнных, словно высвечивалась под робким светом торопящего спрятаться в тучах осеннего солнца. В этой части стало совершенно очевидно, что именно московскому ноябрю эта музыка созвучна более всего. В проблеске нежности и красоты Адажиетто была такая же безбрежная грусть и отрешённая тоска, как в золотой осени перед долгой беспросветной осенне-зимней опустошённостью. Мрачная действительность безжалостно разрезала начальной поступью финала ту хрупкую атмосферу, которую так волшебно рисовали струнные в Адажиетто. Этот контраст между медленной частью и финалом окончательно убедил, что концепция Сладковского и его оркестра не оставляет ни капли надежды.
В своей интерпретации дирижёр последовал предельно жёсткому и трагическому отзыву о пятой симфонии, который дал младший современник и поклонник Малера, выдающийся композитор Арнольд Шёнбер. Он описал Малеру своё впечатление о Пятой симфонии так: "Я видел Вашу душу обнаженной, совершенно обнаженной. Она простиралась передо мной, как дикий таинственный ландшафт с его пугающими безднами и теснинами, с прелестными радостными лужайками и тихими идиллическими уголками. Я воспринял ее как стихийную бурю с ее ужасами и бедами и с ее просветляющей, увлекательной радугой… Я чувствовал борьбу за иллюзии, я видел, как противоборствуют друг другу добрые и злые силы, я видел, как человек в мучительном волнении бьется, чтобы достичь внутренней гармонии, я ощутил человека, драму, истину..." Эти слова часто предпосылают к исполнению Пятой симфонии Малера в качестве её программы, именно этот отзыв Шёнберга стал исчерпывающей характеристикой одной из самых часто исполняемых симфоний Малера. Но мало кто решается подчёркивать трагедийность и неизбывную тоску малеровской музыки так выразительно, как это отважился сделать Сладковский. Но сделав это, он и его музыканты вышли победителями.
 |
Фото: пресс-служба Государственного симфонического оркестра Татарстана
В который раз концерт оркестра Татарстана, словно неукротимый ветер из волжских степей, сметал на своём пути любые стереотипы и усмирял самый скептический настрой. Идя слушать музыку, которая могла бы угнетать и подавлять своим трагизмом, слушатели выходили после концерта с ощущением невиданного энергетического подъёма, пережив настоящие сильные эмоции. Такой эффект может произвести только по-настоящему сильная интерпретация, какой и стало обращение Сладковского и его оркестра к Пятой симфонии Малера.
